Особая офицерская группа - Страница 7

Вся группа стояла на площадке стартового осмотра, уже облаченная в парашюты и сурово осуждала действия лейтенанта начфина. Начфиненок корчился и просился отойти ибо, по его выражению, "клапана скоро не выдержат и днище вышибет".

— Чмырение колбасы под бушлатом — дело недостойное российского офицера-разведчика, — добивали лейтенанта братья-капитаны Артемьевы.

— Я не ел колбасу, у меня просто от волнения перед прыжками расстройство, — ныл лейтенант.

Я молча радовался тому, что разрешили прыгать без грузовых контейнеров. После прыжка всего-навсего надо будет найти по поисковому приемнику наши «грузы», на которые прикрепили «маркерный» передатчик, облачиться, снарядиться, еще раз провериться и бодро шагать в сопки. В полученной выписке из приказа, которую мне лично приволок заместитель по воспитательной, была написана такая галиматья, что мне стало не по себе. Воспитатель мои стенания не учел и отбрехался словами "нет задач невыполнимых". На этом, решив, что его обязанности оперативного офицера закончились, с высоко гордо поднятой головой убыл домой. Как бы ни пытались его заставить работать на учениях, он с чувством гордости и, млея от собственной значимости, отвечал: " Что-о-о-о?? а вы в курсе, что я — оперативный офицер особой группы?" Для придания антуража заместитель по воспитательной неизвестно зачем получил на складе РАВ пистолет "Кольт М1911" и носил его в огромной кобуре, передвигаясь вдоль стен и пересекая открытые участки местности исключительно бегом и с оглядкой. До нашего вывода он постоянно исчезал из части под предлогом инструктажа и доведения оперативной обстановки. Так как момент нашего убытия он проспал, сладостно подрёмывая у себя в кабинете и укрывшись подшивками "Красной звезды", то он еще целые сутки исчезал из части, чтобы нас проинструктировать. Командиру это надоело, и он в нелицеприятной форме предложил своему заму не маяться хернёй. Зам ответил, что у него в связи с учениями обострился "чеченский синдром" и в ушах до сих пор стоят крики и вопли ваххабитов. Командир ответил, что у него в ушах стоят крики владикавказских проституток в сауне. На этом они поругались и, слава богу, про нас не вспомнили.

Стоять было скучно и я, вперившись взглядом в проверяющего нас ВДСника, от нечего делать зевнул. Майор засуетился, но ничего с собой поделать не мог — рот его безудержно начал раскрываться и он зевнул так, что, кажется, вывихнул челюсть.

Выпучив глаза, он побежал к бригадному медику, вольготно разлегшемуся на парашютном столе и сладко похрапывающему.

— Щас у начмеда спирту попросит, — печально сказал зевающий Аллилуев.

— Нету спирта, — сразу же ожил бригадный начмед, — не дам! Вы, десантники, совсем охамели: летом — в унтах ходите, зимой — спирту просите! Вам самим спирт на приборы положен — его и пейте.

Челюсть ВДСника сама по себе стала на место, и он начал оправдываться:

— Нам ЛТО (летно-техническое обмундирование) по нормам довольствия положено и чужой спирт мы не хапаем, и вообще, доктор, довыделываешься — и пойдёшь у меня выпускающим с бабами-"перворазницами" с батальона связи!

— Ой, да ладно! Прибежишь ко мне на проверке за освобождением от кросса!! Так что нам на ваши угрозы плевать!

— Ой, да лааадно, мы тож люди гордые, — взъярился ВДСник.

— Конечно, пока вас не пнешь, вы не полетите, — съязвил Ромашкин, поправляя ножные обхваты, — и вообще — давай связывайся с летчиками! Сколько можно этот борт ждать?

— Скоро будет. В первой корабельной группе будет прыгать спортивная группа и комбриг, а вы — на второй заход пойдёте.

— Так, блин, отпусти нас! Мы хоть присядем! Сколько стоять можно?! А мы тебе глушак на твоей «мазде» заварим на халяву, — предложили в один голос Пачишин с Пиотровским.

— Глушааак, — заинтересовался ВДСник, — корабельная группа, разойдись! Давайте поговорим на эту тему поподробнее.

Технари, отойдя в сторонку, начали обсуждать особенности «заваривания» глушаков на японских автомобилях. Я плюхнулся на парашютный стол рядом с медиком. Начмед встрепенулся, подозрительно осмотрел меня, закапал себе из пипетки что-то в рот и, довольно хрюкнув, снова задремал.

Неподалеку от меня нарисовался неподражаемый штабист Вова Черепанов и начал показывать мне какие-то знаки.

— Вова, хуле надо, что ты там корчишься?! — проорал я ему.

— Сюда подойди, — сквозь зубы зашипел Вовочка и помотал головой, осматривая окрестности и провожая подозрительными взглядами шарахающихся рядом бойцов и офицеров. Пришлось вставать с помощью Ромашкина и переться к Владимиру.

— Что надо, штабная крыса? — очень мило поприветствовал я его.

— Кофе будешь с коньяком? У меня термос собой, — не обратил внимания на моё хамство Черепанов.

— Ну, так наливай! А вообще-то мог и не поднимать меня, а уже принести.

— Перетопчешься, на — держи!..

Кофе с коньяком на легком морозце был весьма кстати, приятно согревал и щекотал пищевод.

— Короче, я в штабе ошивался перед выездом, там замкомбриг лично задачу ставил командиру спортгруппы — они вас на выходе должны будут гонять и задача у них такая же, как у вас. Вы типа клоунов будете, вас уже слили всем кому ни лень: и пехоте, и ментам, и СОБРовцам, которые в учениях участвуют.

— Ну, блин, спасибо! Обрадовал — мне аж на душе полегчало, — уныло ответил я.

— Короче, от меня ты ничего не слышал, а то если зам узнает, что я тебе натрепался, он меня за вами в одиночку зашлёт, а то еще хуже — на какие-нибудь курсы в Загорянку отправит. Мне уже одних хватило. Эхх, как я тогда в «Голодной утке» озвездюлился, ужжжас…